Предисловие 2019 года. Этот свой достаточно радикальный текст, посвященный антикопирайту, и датированный 2002 годом, я нашел только что через Web Archive и, поскольку он уже пропал из Интернета, выкладываю его заново, уже на этом ресурсе.
Илья Васильев. Декларация основных принципов авторства.
Ситуация, сложившаяся в области юридического истолкования понятия «авторское право» («copyright») не может считаться нормальной. Естественным и правильным следует считать такое понимание авторства, которое предполагает, что любой текст (1) (понимаемый в самом широком смысле этого слова, а именно, как некоторое отдельное смысловое сообщение, обладающее определенной внутренней организацией или структурой, позволяющей отличать его от не-текста) создается с 2-я целями: а) мнемонической целью, то есть с целью закрепления и хранения некоторой информации; б) прагматической целью, то есть с целью распространения этой информации с помощью тех или иных носителей.
Очевидно, что текст не может существовать вне контекста или окружающей среды. Любой текст основывается на базе предшествующих текстов и контекстов уже только потому, что он использует некоторый код (язык). Только в том гипотетически вероятном случае, когда автор текста является одновременно создателем абсолютно нового языка (кода), на котором написан его текст, мы можем говорить о данном тексте как об уникальном или относительно уникальном, если учитывать традицию создания и обмена текстами в данной культуре.
Никакой другой текст не может считаться абсолютно уникальным, поскольку его созданию, формам бытования и распространения обязательно предшествуют другие тексты, выражаемые в тех или иных культурных практиках общества, к которому причисляет себя автор. Таким образом, фактически любой текст является в значительной мере коллективным произведением и у его автора нет никаких моральных прав на особый юридический статус. Всё его творчество можно рассматривать как пересечение тех или иных социокультурных кодов общества, к которому он принадлежит (2).
Изначальная ситуация текста и авторства предполагала, что автор является только посредником между, предположим, божественными или иными силами, и другим человеком или сообществом. Именно такое понимание авторства следует считать единственно верным. Этически такой принцип является безупречным, поскольку предполагает, что: (а) автор отказывается от якобы присущей ему сверхценности и от правообладания текстом и предоставляет его в общее пользование, и (б) таким образом, обмен информацией, а, следовательно, и ее рост, осуществляемый при этом обмене, может протекать свободно. Если мы согласны с этим положением и если мы хотим жить в этически безупречном обществе, то мы должны считать любые отклонения от этого принципа аморальными и требующими наказания. Таким образом, физические или юридические лица, предъявляющие исключительные юридические претензии на правообладание тем или иным текстом и преследующие в судебном или ином другом порядке потребителей этого текста, являются злостными нарушителями изначального порядка, божественного или человеческого. Их требования противоречат самым элементарным правилам функционирования и бытования текста. Их поведение является аморальным и все добрые люди должны третировать вышеуказанных лиц в случае подобных эксцессов — в судебном или ином другом порядке.
Только «Гильгамеш», который считается первым литературным произведением в истории, может считаться относительно уникальным текстом, если мы говорим о литературе и раз другие, более ранние тексты нам неизвестны, не учитывая безусловно повлиявших на создателя эпоса «о всё видавшем», магических практик и текстов. «Сказание о Гильгамеше», равно как и огромное количество других великих и значительных для истории человека текстов (литературных и нелитературных), не имеет авторов. Эта распространенная практика скрывания авторства говорит сама за себя. Также, если брать в качестве примера историю науки, философии или искусства, мы обнаружим, что многие идеи, научные концепции, формулы и т.д. не имеют своих авторов (что отчасти связано с тем, что ученые, как правило, осознают коллективность своих усилий, направленных на разрешение какого-либо вопроса) или имеют предположительных, приписываемых традицией авторов (Гомер, Пифагор, Гиппократ, Вальмики).
Ни «Сказание о Гильгамеше», ни Ветхий Завет, ни огромное количество других текстов, не знали и не предполагали понятия «интеллектуальная собственность». Понятие «интеллектуальная собственность» введено в законодательство для того, чтобы, как заявляют его апологеты, «соблюдать имущественные интересы создателя текста путем предоставления ему исключительного права на публикацию и распространение данного текста». При этом подразумевается, что все другие люди, получившие или распространяющие этот текст, посягают на какие-то иллюзорные права.
Иными словами, каждый раз, когда вы делаете, например, копию или пользуетесь «нелицензионной» копией программы корпорации Microsoft, Билл Гейтс, самый богатый человек на Земле, беднеет. Только подумайте об этом.
Основные принципы:
1. Как мы уже показали, нет и не может быть никаких исключительных прав на тот или иной текст и, соответственно, на особый статус создателя этого текста. Нет и не может быть никаких оснований для того, чтобы назначенные или выбранные судьи или некомпетентные присяжные могли определять, является ли тот или иной текст абсолютно уникальным и, соответсвенно, дающим его автору (или авторам) определенные «преимущества».
2. Любой текст имеет право, раз он был создан в качестве текста, на свободное распространение, копирование и хранение. Любое ограничение данного положения должно рассматриваться как аморальное, неестественное и противозаконное.
3. Не может быть и речи о том, чтобы изымать из употребления те или иные тексты, по причинам указанным в пункте 1. Никто не может заявить в судебном порядке, о том что тот или иной текст не имеет права на существование, поскольку является повторением (или копией) другого текста. Это противоречит элементарной логике и естественному порядку вещей.
4. Не может быть и речи о том, чтобы люди пользующиеся тем или иным текстом или распространяющие его, подвергались каким-либо наказаниям, в судебном или внесудебном порядке. Запрет на, например, «нелицензионное прочтение» книг также абсурден, как, предположим, запрет на нелицензионное обдумывание чужих мыслей. Книга создается для того, чтобы ее читали.
5. Следует строго разграничить понятия «оплаты труда автора» и «пользования текстом». Два этих понятия никоим образом не связаны. Более того, выражение «оплата труда автора» является юридической казуистикой. Никто, строго говоря, не обязан ничего платить никакому «автору». Поддержание жизнедеятельности автора — это не обязанность пользователя его текста (3). Это обязанность самого автора (авторов) и никого более. Если автор решил, что для того, чтобы зарабатывать и как-то жить, он должен писать какие-то тексты (будь то литература, музыка, изобразительное искусство, программное обеспечение и т.д.), то это его личное дело и те, кто захотят поддерживать его таким образом, могут покупать его «лицензионные» творения. Но никто не имеет права каким-либо образом наказывать пользователя или распространителя этого текста, за исключением того конкретного случая, когда между автором и пользователем/распространителем есть предварительная письменная договоренность о том, что потребитель/распространитель обязуется оплачивать в той или иной форме тот текст, который будет создан. «Оплату труда автора» следует считать исключительно добровольным актом, но никак не общеобязательным. Другое же отношение к тексту входит в фундаментальное противоречие с самими основами существования текста и творчества как такового (см. начало, пункты а. и б.). Иными словами, создатель текста, разумеется, может получать какую-то материальную выгоду от использования текста, но это не означает, что любое другое использование его «текста» (чаще всего обозначаемое как «нелицензионное копирование продукта» (4)) должно находиться под тотальным запретом. Подобный подход нельзя классифицировать иначе, как только под названием «юридический фашизм».
6. Никто не имеет права каким-либо образом третировать или преследовать в судебном порядке людей или организации, которые используют, либо способствуют распространению тех или иных текстов (5). По крайней мере, если данная практика распространена в данной культуре, то никакие другие субъекты права, государства или организации не имеют права требовать от носителей этой культуры выполнять другие культурные нормы, а тем более законы и постановления, толкующие понятия «текст» и «авторство» как-либо иначе.
Текст перестал быть творением, произведением и превратился в «продукт» экономических отношений или в объект юридических препирательств (т.е. происходит тотальная замена реальности на юридическую квазиреальность). Очевидно, что такое положение дел совершенно неестественно. Книга создается для того чтобы её читали (в первую очередь), а не покупали (6) . Низведение функции книги (или любого другого текста) до функции объекта товарно-рыночных отношений является абсолютно неестественным и преступным, назовем вещи своими именами. Всё это является таким же верным для всех видов текста. Любая идея, будучи выраженной тем или иным образом, будь то книга или программа, должна быть доступной к распространению и трансформации. Если кто-то трансформирует чью-то идею (будь то книга или программа), то это не преступление и никаким образом не может быть приравнено к таковому, кроме тех отдельных случаев, когда имеет место целенаправленное компрометирующее искажение текста. Неупоминание имени автора является этически предосудительным и только. Представление о том, что «авторское право» является, как заявляют его сторонники, единственной защитой от «плагиата», во-первых характеризует моральное состояние общества, в котором мы живем, а, во-вторых, является таким же иллюзорным, как и само понятие «авторское право». Следует строго разграничить эти две проблемы: 1) использование чужих текстов со злым умыслом, а также «плагиат»; 2) «свободное обращение» текстов. Наконец, существуют другие механизмы соблюдения права «имени автора», так называемый «суд общественности» — общественное порицание, третирование лиц или организаций, намеренно выдающих чужие тексты за свои. Именно таких, то есть внесудебных способов решения проблемы плагиата (общественное презрение), должно придерживаться общество.
Текст не должен рассматриваться в сфере товарно-рыночных отношений или исключительно только в этой сфере (7). Как мы уже показали, нет и не может быть никаких оснований для того, чтобы смешивать такие понятия как «создание текста», «пользование текстом» и «товарно-рыночные отношения». Экономистам эвристически удобно понимать текст исключительно как объект товарно-рыночных отношений, но, разумеется, было бы по меньшей мере странно представлять, что текст создается именно как объект экономических отношений.
Кроме того, защитники иллюзорного понятия «интеллектуальная собственность» (8) не хотят замечать того факта, что их точка зрения в корне противоречит другому понятию, нашедшему выражение в юридической формуле «презумпция невиновности». Таким образом, человек производящий процедуру загрузки на свой компьютер музыкального файла, программного обеспечения или литературного произведения, приравнивается к злостному преступнику, который может быть наказан конфискацией имущества (компьютера, на котором производилась операция загрузки), денежным штрафом или тюремным заключением. Между тем, даже если исходить из казуистичеких норм и правил юриспруденции, остается совершенно бездоказательным тот факт, что данный человек обязательно собирался купить этот текст (т.е. текст в качестве продукта, точнее говоря, здесь имеет место автоматическое приравнивание этого текста к статусу продукта), или что он был обязан установить (непонятно из каких источников), со всей возможной точностью, то, что загружаемый им текст не является копией некоторого «другого текста». Абсурдность подобных претензий очевидна.
Мы не говорим уже о том, что, в конце концов, один и тот же «текст» (будь то музыкальное произведение или программа) с некоторыми чертами подобия может быть создан разными людьми (9). Если в случае художественного творчества такая возможность маловероятна (хотя огромная масса литературы, например, писалась и пишется именно как подражание другой литературе (то же справедливо по отношении к музыке и др.); мы говорим о полной или структурно-сюжетной идентичности), то в области точных и естественных наук это вполне обычная практика. Каждому открытию предшествует, как правило, огромная работа сотен или даже тысяч ученых, а иногда целых научных сообществ — институтов и т.д. Научная этика запрещает утаивать результаты исследований. Но, тем не менее, даже в эту сферу проникает разрушающее воздействие концепта «интеллектуальной собственности — через так называемое «патентное право». Человек, воспользовавшись трудами своих предшественников, записывает новую формулу или создает лекарство, химический препарат и так далее. Кто-нибудь в соседнем доме или на другой стороне земного шара проделывает ту же самую работу, но при этом, как выясняется, он, возможно, уже «нарушает» чью-то «интеллектуальную собственность». Наука, особенно в ее прикладной части, превращается в погоню за патентами. Патенты же, в свою очередь, помимо торможения собственно научно-технического прогресса, способствуют закрытости информации и узакониванию института научно-коммерческих секретов. В далекой перспективе, это станет, возможно, самым пагубным последствием патентной гонки, последствием, результаты которого невозможно пока предсказать.
Полностью должна быть пересмотрена ситуация в области фармакологии. Фармакологическая лицензия сегодня — это преступная практика запретов кому-либо еще, кроме ограниченного круга фирм, производить или продавать лекарства больным, в результате которой миллионы людей по всему миру ежегодно умирают, а миллионы других людей не в состоянии позволить купить себе лекарства. Богатые фармакологические концерны, пользуясь зачастую чужими научными разработками «создают» те или иные вакцины и лекарства, но держат их «секрет Полишинеля» при себе. В результате, таким образом, происходит новая узаконенная «естественная селекция» в странах третьего мира и в малоимущих слоях.
Если говорить о ситуации со статусом «правообладателя», то станет окончательно очевидно, что практика юридического закрепления прав на тот или иной текст (или группу текстов) является не только нелогичной и совершенно абсурдной, но и преступной, противоречащей даже самим нормам законодательства. Каким еще образом можно рассматривать продажу монопольных прав на издание русских народных сказок (на территории США) одной малоизвестной российской компанией, другой, не более известной и имеющей к этому какое-либо отношение, американской издательской фирме (10)? Или безосновательные претензии на правообладание некоторыми распространенными и свободно доступными форматами, рядом компьютерных корпораций? Мы спрашиваем, где здесь логика и порядок? Мы спрашиваем, где здесь логика или порядок, когда любые неавторизованные, анонимные или свободно доступные тексты (художественные, музыкальные, литературные и пр.) становятся чьей-то, пусть и иллюзорной собственностью? Подобные примеры множатся с каждым днем (там, где на знание падает тень капитала), когда результат чужого бескорыстного труда присваивается и юридически оформляется (в форме патентов, лицензий или торговых марок). Невообразимая порочность этой системы очевидна любому здравомыслящему человеку. Никакой текст, будь то народные сказки, машинный язык, теорема Пифагора или любая другая научная гипотеза, идея, любой текст или любое изобретение не могут быть чьей-то «неотторжимой» интеллектуальной собственностью и должны находиться в свободном доступе (обращении) (11). Любое другое отношение к этому вопросу является аморальным или преступным.
Тем самым мы заявляем, что любая информация должна распространяться беспрепятственно и на нее не должны налагаться никакие ограничения. Принимать или не принимать, пользоваться или не пользоваться этой информацией — личное дело каждого человека, но никак не какого-то комитета, суда или кого-нибудь еще. Все формы ограничения распространения информации, а, следовательно, и её роста, как-то: патентирование, «авторское право» («copyright»), фармакологическая лицензия, следует рассматривать в одном ряду с цензурой, сожжением книг, массовой дезинформацией и всеми иными практиками, направленными на запрещение Знания.
Тем самым, мы отказываемся следовать преступной, античеловеческой, вредной и аморальной практике требования соблюдения «авторских прав» в какой бы форме они не выражались и заявляем следущее:
А) Понятие авторства является условным.
Б) «Авторское право» не является и не может являться общеобязательным.
В) Никто не может ограничивать какими-либо способами использование, копирование и/или хранение тех или иных текстов.
Г) Никто не имеет права преследовать кого-либо за использование, копирование и/или хранение тех или иных текстов.
Составил Илья Васильев
(
[ Просьба ко всем, заинтересованным в изменении положения в области «авторского права»
способствовать распространению данной Декларации.]
Приложение.
(Авторский знак).
Для манифестирования своего отказа признавать систему «копирайта» (графически закрепленной в символе «©») мы предлагаем всем тем, кто не согласен с существующим положением дел в данной области, использовать, согласно основным положениям «Декларации основных принципов авторства» символ — (а). Данный знак означает, что использующий его заявляет:
1). Используя этот символ, я подтверждаю, что данный текст написан (создан) мною.
2). Использование символа «(а)», в отличие от символа «авторского права», «(с)», означает, что любой человек может неограниченно использовать и/или копировать и хранить данный текст без моего уведомления и разрешения.
3). Тем самым, я подтверждаю то, что текст, созданный мной, может распространяться бесплатно и без каких-либо ограничений с чьей-либо стороны.
Таким образом, функцией (а), «знака авторства» или «авторского знака» является сознательное манифестирование отказа от «авторского права» и всех сопутствующих ему правовых эксцессов. Кроме того, это знак отказа от системы «копирайта» как таковой.
(а), 2002, Илья Васильев
Написано 25.03.02
Сноски (примечания к основному тексту):
Сноски
1. Под текстом мы подразумеваем и словесный, и музыкальный, и изобразительный, и любой другой текст, подподающий под наше определение (см. ниже).
2. В данной связи может возникнуть закономерный вопрос: «Как же быть тогда с текстами, восхищающими нас своей неординарностью и уникальностью?» Здесь можно спросить: «Неужели Вы хотите сказать, будто бы в мировом творчестве не было ярких, уникальных творений, не было Данте, Калидасы, Бетховена?» Разумеется, нет, но здесь нужно сделать одну существенную, на наш взгляд, оговорку. Перед теми, кого мы называем классиками, не стояла проблема тиражирования и «авторского права». В их титаническом творчестве, вопрос «авторства», как таковой, их даже не волновал. Сама эта проблема сделалась актуальной относительно недавно (об этом см. в тексте ниже) и является, по-сути, надуманной. Мы позволяем себе проводить столь радикальное разграничение (прошого и настоящего; уникального, неповторимого и повторяемого, тиражируемого) именно для того, чтобы подчеркнуть разницу между «антикопирайтным» творчеством прошлого и пошлыми эпигонами настоящего, озабоченными, как бы их бесполезные, невдохновляющие и зачастую плагиаторские «идеи» не «украл» бы кто-нибудь, еще более бездарный. Большая часть современного «искусства», в подметки не годится хотя бы нескольким строкам из Гомера. То что мы видим сейчас, представляет из себя тиражируемую, совершенно «неоригинальную» «продукцию» (и неслучайно то, что, как правило, она находится на прилавках магазинов, что уже немыслимо, строго говоря, для настоящего искусства). Никакой особой уникальности здесь нет и быть не может. Но не взирая на это, многие «авторы» (а еще чаще корпорации, представляющие их «интересы») с упорством, достойным лучшего применения, утверждают, что их «творчество» должно рассматриваться именно как уникальное — новое, небывалое, первопроходное, — что и становится, как им кажется, достаточным обоснованием для создания института «лицензирования». Собственно говоря, потугам на уникальность уже мало кто придает значение, поскольку большинство сконцентрировало своё внимание на проблеме «оплаты труда автора» и «авторских прав». Очевидно, что подобная постановка вопроса в связи с проблематикой творчества, является в корне неверной и, по-сути, отвлекающей от самого процесса созидания. Но большинство смотрит в рот оракулам «копирайта», словно бандарлоги, зачарованные удавом Каа из известной сказки Киплинга. Иллюзию «копирайта» сделует разбить и показать, что дело обстоит совсем иначе, иначе, чем нас пытаются убедить (в корыстных целях).
3. Нам усиленно навязывают эту концепцию («оплаты труда автора»), но следует ясно осознать, что это мираж, фантом и ничего более. Кроме того, львиную долю прибылей от продаж, как правило, получает не сам автор, а издательство, музыкальная корпорация и т.д. Совершенно очевидно, кто пытается распространять эту умозрительную схему и вогнать наше сознание в своего рода экономическое «гетто», где не будет места для творчества, чувства и высокого вдохновения, не будет ничего, кроме отношений «продавец»-«потребитель». Вообще есть нечто очень странное и можно даже сказать, нездоровое, в том рвении, с которым отстаиваются права на «лицензионный продукт» и «сертификат». Можно подумать, что суть предмета от этого изменится! Что, неужели бывает какая-то особая патентованная мудрость!?
4. Одну из наиболее демонизируемых фигур СМИ сделали из т.н. электронных «пиратов». Нас пытаются убедить в том, что, например, изготовление копии некоторого диска, есть «социальное зло» и само это деяние представляет собой чуть ли не величайшую опасность для общества. Можно было бы найти еще хоть какую-то логику в заявлении, что подобные действия могут угрожать и без того баснословным прибылям каких-нибудь музыкальных или компьютерных ТНК. Но нет, нам лицемерно твердят, что подобные вещи опасны для нас (и, как ни странно, для авторов). Скорее уж можно поверить в то, что настоящую опасность для общества представляют фармакологические фирмы (держащие высокую планку на лекарственные/вакцинные расценки), некоторые сельскохозяйственные корпорации (готовые массово сжигать, например, кофе, лишь бы люди во всем мире не могли купить его подешевле), компьютерные гиганты (монополисты и поставщики некачественного программного оборудования), и те же музыкальные корпорации и СМИ (чья деятельность создает обстановку скандала и тиражирования масскульта, вместо распространения правдивой информации и образцов настоящего искусства). Наше внимание пытаются отвлечь от настоящего положения дел в этой области и создать некоторый «пугающий» образ, навесив на него ярлык «пирата». По настоящему пиратской деятельностью, безо всяких скидок на устарелость этого слова, занимаются как раз многие вышеперечисленные организации.
5. Здесь напрашивается следующая метафора. Давайте проведем параллель между, например, «нелицензионными дисками» и «незаконнорожденными детьми». Если исходить из логики поборников «копирайта», то из нее вытекает, что с последними следует обходиться также, как и с первыми — т.е. давить бульдозерами, а их «производителей» ловить и сажать в тюрьму. Это абсурд.
6. То что теперь существует и действует система, где всё низведено до уровня купли-продажи еще не является серьезным аргументом «копирайта». Многие действия будучи терпимыми, со временем начинают рассматриваться обществом как преступные, неправильные и требующие запрещения. Мы же как раз и утверждаем, что действующая система «копирайта» является порочной и требующей изменений. Информация должна распространяться свободно — это наш главный принцип. Развивающаяся система «авторского права» не способствует развитию общества, но наоборот, замедляет его, поскольку входит в противоречие с рядом базовых информационных (кибернетических) и культурных закономерностей. Рост информации, условно говоря, возможен только в такой среде, где созданы условия для свободного обмена ею между компонентами. Такая система, постоянно обогащаемая связями, предполагает структурный рост большей части как своих коммуникаций, так и текстовых единиц. Примером в истории нам может послужить классическая Греция или эпоха Посвещения. Современная же концепция «авторского права» действует на культуру и общество удушающе.
7. Здесь следует сделать одну важную оговорку. Мы не выступаем против отмены системы лицензирования как таковой. Если это облегчает кому-то жизнь (тем же пресловутым «авторам» или, что скорее, «потребителям»), то мы не имеем ничего против. Те кто считают для себя делом принципа использовать только «лицензионную» продукцию, пусть пользуются ей. Однако мы требуем, чтобы было остановлено безумное и бессмысленное преследование всех «нелицензионных» копий тех или иных текстов (литературных, музыкальных, программных, etc.) и их пользователей/создателей. Кроме того, что подобная практика входит в противоречие с самим условием бытования текста, она имеет вполне определенные социокультурные последствия, поскольку потенциально перекрывает доступ к информационным ресурсам и богатствам культуры огромному количеству людей по всему миру. Очевидно, что в этой области должна доминировать культура и принцип свободного доступа к информации, а не какие-то «экономические интересы». У каждого человека должна быть возможность достать тот или иной текст (книгу, пособие, музыкальное произведение и т.д.), как минимум, различными способами — за меньшую плату, а в идеале и за условную плату или бесплатно. В этом нет никакого «преступления» и нелепо настаивать, как делают это сторонники «копирайта», на том, что в таком случае будто бы имеет место «кража у автора». Сама нелепость этого концепта («кража у автора») очевидна любому здравомыслящему человеку.
8. Сторонники «копирайта» не гнушаются и нечестных приёмов, приводя в качестве аналогии примеры из области потребления. Например, в какой-нибудь связи с искусством, заводится речь о том, чтобы защитить некотурую торговую марку от «подделки» (будь то минеральная вода или одежда). На самом деле не может быть и речи о том, чтобы сравнивать эти две ситуации — индивидуальное творчество и ситуацию, в которой производится продукт, предназначенный для тиражирования и массового потребления.
9. Следует сделать небольшой экскурс в историю и, так сказать, «философию» проблемы. Ненормальная и искусственно нагнетаемая обстановка вокруг «авторского права» сложилась, главным образом, под воздействием двух факторов: появления в конце XIX века массового общества (и вытекающими отсюда массовыми потребностями) и, собственно, созданием самих средств тиражирования (начиная с печатного станка Гутенберга). Кое-кто усматривает в создании персональных компьютеров (так сказать, индивидуальных средств создания и тиражирования) выход из ограничений, налагаемых «копирайтом» и возможность свободного обмена информацией. Действительно, подобная тенденция намечается, но она не снимает всю остроту вопроса. Подобные проблемы с «копирайтом» были непредставимы до появления общества «восставших масс» (как охарактеризовал его Ортега-и-Гассет): в Средние века, эпоху Возрождения и даже в большую часть Нового времени. Сегодня же вопрос «копирайта», как вытекающий из вопроса философского осмысления самого факта множественности, тиражируемости одного произведения искусства и культуры, является сверхактуальным. Более того, мы осмеливаемся утверждать, что в зависимости от того, какие тенденции возобладают в области «авторского права», можно будет судить, будет ли сохранено наследие эпохи Просвещения (с его идеалами распространения культуры и как сказали бы мы сейчас, возможностью свободного доступа к информации) или цивилизация пойдет другим путем. Именно это обстоятельство приковывает наше внимание к этой проблеме.
10. На это можно возразить, что не следует драматизировать ситуацию и что негаданные правообладатели, скажем, русских сказок, только тешат своё тщеславие подобными иллюзиями. Однако подобные действия приводят в действительности к вполне ощутимым культурным, социальным и технологическим последствиям уже сегодня, а также к многочисленным судебным тяжбам. Наибольшее же беспокойство вызывает то, как могут воздействовать подобные прецеденты на будущее.
11. В ряде стран существует тенденция назначать определенный срок для авторского «преимущественного правообладания». В России, например, этот срок установлен как 50 лет «postmortem». Следует настаивать на сокращении этих сроков в законодательном порядке.
(а), 2002, Илья Васильев
Написано 25.03.02
