– Молчит? – нахмурился царь. 
– Молчит, – вздохнул боярин Морозов. – Ни одной сказочки не рассказал. 
– Может, он того? – усомнился царь. – Не ученый? 
– Дуб был. Цепь наличествовала, – уныло перечислил боярин. – Очки имелись. Треснули при задержании.
– Починили?
– Первым делом! 
– Кота напоили, накормили?
Морозов только руками всплеснул. Обожрался уже, от сметаны морду воротит, тварь мохнатая! 
– Чего же ему, собаке, еще надобно? – царь почесал лысину. – Не дуб же высаживать посередь палат!
Боярин тактично промолчал. На именины царевна Несмеяна потребовала в подарок Ученого Кота, чтобы услаждал ее слух сказками и песнями. Уж если царь ради любимой дочери пошел на то, чтобы поссориться с самим Черномором (тоже большим любителем небылиц), с него станется и дерево пересадить. 
А ведь Морозов предупреждал: не надо! Всякий кот есть тварь глумливая и непредсказуемая. От повышенной образованности ещё ни у кого характер не улучшался. Ткни пальцем в любого учёного или, прости господи, сочинителя: ну дрянь на дряни.

Из соседней залы донеслись безутешные женские рыдания. 
– Придумай что-нибудь! – яростным шепотом закричал царь на Морозова. — Мышей ему подгони! Загривок почеши золотой вилочкой! Только пусть плетет свои сказки! А иначе – голову с плеч! 
Боярин, человек многоопытный, не стал уточнять, чья именно шея ляжет на плаху.

Кот сидел, привалившись спиной к лавке. 
– Батюшка Кот, – начал Морозов, косясь на нетронутую сметану. – Уважь нас сказкой, будь так любезен! 
Кот лениво зевнул. Обнажилась ребристая, точно щучьи жабры, розовая пасть.
– А мы тебе кошечку! – умильно пообещал боярин. 
Кот перекатился на бок, вскинул заднюю ногу и вызывающе облизал коленку. 
– Не выходит у вас беседа, Петр Симеонович, – ехидно заметили сзади. 
Морозов начал багроветь. Не чужие доведут, так свои подсуропят. Ниоткуда помощи не жди.
– Юродствуешь, значит! – с горечью воскликнул он, глядя на Кота. – Что уж только не предлагали тебе, извергу! И кошечку, и курочку! И по шерстке, и против шерстки! А ты ни в какую! 
Призрак плахи блеснул перед внутренним взором закручинившегося боярина.
– Что ж с тобой делать! – Он схватился за голову и вдруг шмякнулся по-турецки прямо перед Котом.
Сзади охнули и загомонили:
– Петя! Куда?
– Окстись! 
– Порвёт! 
Кот уставился на опрометчивого боярина янтарными глазищами. Эх и страшная тварюга! С пса сторожевого ростом. Усы длинны, как стебли лука-порея. Зрачки чернее ночи. 
Из растопыренной лапы беззвучно выдвинулся кинжальной остроты коготь. 
Морозов сглотнул, но отступать было поздно.
– Эх, пропадать так со сказочкой! – с бесстрашием отчаяния заявил он. – Раз ты, батюшка, молчишь, слушай мои побасенки! 
Он хрипло откашлялся и начал, зажмурившись, чтобы не видеть гнутого когтя: 
– Жил старик со своею старухой у самого синего моря! Они жили в ветхой землянке тридцать лет и три года. Раз вышел старик на берег и закинул в море свой невод…
– Не вышел на берег, а сел в лодку, – хрипловато поправил кто-то. – И не невод забросил, а удочку. 
Морозов осторожно приоткрыл глаза. 
Позади боярина встало ошеломленное молчание.
– В лодку? – переспросил Морозов, таращась на Кота.
Зверь солидно кивнул. 
– Сам врать люблю, грешен, — певуче сказал он. – А другим не дозволяю. Уж берешься рассказывать, так говори правду. 
И он пронзительно глянул на Морозова. В зрачках его бедный боярин узрел предвестие лютой смерти, по сравнению с которой плаха показалась бы милостью.
– П-пустил раз Иван-Царевич к-калёную стрелу, – начал он, заикаясь, – и прилетела она к лягушке на б-болото…
Кот издал короткое рассерженное шипение. Рассказчик поперхнулся на полуслове. 
– Не стрелу, а топор, – хмуро буркнул Кот. – Не к лягушке, а к старушке. И не Иван-Царевич, а юный студиозус, помрачившийся духом от крайней нужды и чрезмерной рефлексии. Все вранье! Давай другую! 
– В третий раз пришёл невод с золотою рыбкой! – пролепетал боярин, позабыв от страха все сказки, кроме одной. – Отпусти, говорит, меня, старче! Исполню любое твое желание!
– Чушь собачья! — Кот повысил голос. 
Морозов дрогнул и вжал голову в плечи. 
Зверь встал на четыре лапы, выгнул спину и прошелся перед боярином туда-сюда, охаживая себя по бокам пушистым хвостом. Видно было, что он сильно недоволен. 
– По-твоему, вот такая малюсенькая рыбешка может любое желание выполнить? 
Он устремил на Морозова негодующий взгляд.
Как ни был перепуган боярин, он углядел, в чем его спасение. Кота явно раздирали противоречивые чувства. Сам он сказок рассказывать не желал, однако не мог вытерпеть, когда их перевирал кто-то другой. 
– Не знаю я правды, батюшка, – виновато признался Морозов. – Неужели не может? 
Негодующее фырканье было ему ответом. Кот подтащил одной лапой цепь поближе, чтобы не стесняла движений, и принялся размеренно ходить вдоль нее.
Краем глаза Морозов заметил в дверях удивленного царя, а за его спиной Несмеяну. 
– В общем, дело было так, – с видимым отвращением процедил Кот. – Жили-были старик со старухой. В землянке. Тридцать лет и три года. Вот только невод старик с берега не забрасывал! У берега одни морские огурцы водятся. Нет, он сел в лодку и поплыл, а удочка у него наготове лежала. 
Кот хмуро зыркнул на столпившихся в углу бояр. 
– Вытаскивает старик удочку, а на крючке золотая рыбка болтается. Малёк, с палец. И молвит человеческим голосом: отпусти, мол, меня, старче, а я тогда исполню твое желание.
– Вот! – не выдержал Морозов. – Я же говорил!
– А теперь помолчи! – огрызнулся Кот. – Старик ей сразу: хочу быть богатым, здоровым и красивым! А рыбка ржёт.
– Что делает? – переспросила из-за спины батюшки-царя изумленная Несмеяна.
– Посмеивается, – не стал сгущать краски Кот. – Я, говорит, рыбешка мелкая, и желания исполняю небольшие. А чтобы тебе стать здоровым, богатым и красивым, рыба-кит нужна, не меньше. 
Все присутствующие отчего-то дружно вздохнули. 
— «Раз такое дело, — отвечает ей старик, — хочу новое корыто! Корыто-то можешь справить, мелюзга?» 
«Корыто могу!» — обрадовалась рыбка. Плавниками дернула, хвостом махнула, губами шлеп-шлеп. «Готово!»
Отпустил ее старик и домой возвратился. Глядь – и точно: новое корыто!

Кот пружинисто перешагнул через цепь и некоторое время ходил туда-сюда в задумчивом молчании.
– А старуха давай требовать большего! – не выдержав, подсказал царь.
– Не такая уж и старуха, – возразил Кот. – Сорок шесть лет всего. Могла бы цвести и предаваться легкомысленным женским удовольствиям. А вместо этого руки портила стиркой! 
Он сморщил нос.
– Конечно, ей хотелось радостей жизни. Вот старик и отправился рыбачить, только заплыл еще дальше. И что бы вы думали? Поймал! 
Кот удивленно качнул головой, будто сам себе не верил.
– На этот раз клюнула золотая рыбка побольше. С ладонь! И попросил у нее старик не новое корыто, а целый дом. Подплывает к берегу, а на пригорке терем стоит, в окошко старуха довольная смотрит, прихорашивается.
Тут-то старик и смекнул, в чем дело. Одна рыбка — одно желание. Чем крупнее рыбешка, тем больше у нее сил. А возле местных берегов, получается, целые косяки их бродят!
Как представил рыбак, сколько всего можно получить, если выловить золотую рыбину величиной с сома, у него руки затряслись. А старуха подзуживает. Иди, мол, лови, не ленись! 
Кот сел и по-собачьи почесал лапой за черным бархатным ухом.
– А дальше, дальше-то что было? 
Кот тяжело вздохнул. 
– Третья золотая рыба клюнула у старика через два месяца, когда он уже и надежду потерял. Здоровенная – с локоть, и толстая что твоя амбарная мышь!
Он непроизвольно облизнулся. 
– Старик до того боялся не удержать ее в руках, что выпалил первое желание, которое в голову пришло. Уж как его дома старуха потом чехвостила! Какая, кричит, из меня столбовая дворянка! Ты посмотри на мое рязанское рыло! Но деваться некуда. Захотел мечту — будь добр соответствовать. 
Кот отчего-то пригорюнился и некоторое время молчал. На этот раз Морозов не решился подгонять его. 
– А вот когда год спустя очередная золотая рыбина сделала старуху царицей, тут уж баба во вкус вошла. А старик еще больше! Только ему не почет и уважение требовались, а власть совсем другого рода. «Вот каков я! Своею волею цариц возвожу на трон! А захочу — скину! И никто мне не указ». Оттого и жить он ушел на конюшню, чтобы через принижение острее чувствовать силу свою и могущество. 
Кот снова отправился в путь вдоль цепи. В блеске черной шерсти Морозову вдруг пригрезились морские волны, по которым перекатывается легкое суденышко. 
– Самую огромную золотую рыбу возжелал поймать старик. Рыбину! Рыбищу! Чтобы стать владыкой подводного мира. С надводным-то любой дурак справится, дай ему только время, терпение и небольшую армию. А еще страх стал одолевать старика, что опередит его кто-нибудь и первым вытащит царь-рыбу! 
Морозов шире раскрыл глаза, чтобы ничего не пропустить. Море сияет тускло, глотает солнце и катает в глубине, как горошину. Обвис тряпкой белый парус. Ладони рыбака ободраны, из горла вырывается хрип, плечи сожжены солнцем и кожа вздувается на них пузырями. Но измочаленными своими ладонями он все выбирает и выбирает лесу. 
– Долго они боролись, – донеслось издалека до боярина, – рыбак и его рыба. Самая большая золотая рыба в мире! Он и не думал, что такие бывают. Но старик победил. 
В глазах боярина помутилось от сверкания тысяч чешуек. Бока рыбищи вздымаются, жабры судорожно распахиваются. Со скользкого рыбьего носа шумно стекает вода. 
– Но этого старику оказалось мало! Не отпустил он Царь-рыбу, как собирался, а двинулся с нею к берегу. Тщеславие победителя острее даже ярости побежденного. Решил старик показать всему миру, кого он поработил. Пусть знают, кто отныне служит ему! «Да будет моя старуха владычицей морскою!» — изречет он на глазах у народа, и царь-рыба покорно махнет хвостом. Склонятся перед ним и люди, и звери и признают, что он величайший рыбак во все времена, ибо никому не удавалось еще поймать такую добычу. 
Над скорлупой лодки солнечной печатью проштампован небесный лист. Слабеет человек, закрывает глаза. Он стар и он устал. Обессиленная рыба качается на волнах, глаза ее стекленеют, а тем временем мнущийся от ветра шелк моря взрезают серебряные острия плавников. Старик не видит их. Он крепко спит, сжимая окровавленной рукой провисшую леску. 
– Когда прибой вынес лодку к берегу, рыбак очнулся. И увидел, что за ним плывет не золотая сияющая Царь-рыба, которую намеревался он доставить для всеобщего обозрения, а один только рыбий скелет. Сдохла его добыча во время пути, а водяные твари, коих без числа в море-океане, объели ее добела.
Кот глянул на Морозова, ошеломленно трущего глаза. Где море? Где лодка? И что со стариком? 
– Стоило рыбаку открыть глаза, — сообщил Кот, словно отвечая на невысказанный вопрос, – как из воды высунулись четыре золотые рыбки. И внимательно посмотрели на покойного своего собрата, от которого остались одни косточки. Тотчас сказочный дворец растаял, а с ним и все новообретенное царство. Брякнулась старуха на крыльцо своей ветхой землянки, а с ближнего пригорка к ней, откуда ни возьмись, покатилось корыто. Докатилось до лачуги, ударилось об стену – да и треснуло. 
Кот дернул усом.
– А старик ума лишился. Ходил по берегу, похвалялся, какую сказочную рыбу вытащил. Да никто ему не верил. А кости рыбьи во время первой же бури в море смыло. 
Наступила долгая тишина. 
– А мораль? – осмелился шепнуть Морозов.
– А мораль здесь простая, – прищурился Кот. – Где жертва, там и труп. А труп надо прятать так, чтобы следов не оставалось. Глядишь, и по сей день старик бы царствовал.

(Елена Михалкова, отрывок из рассказа «У Лукоморья»)